Evening: Poetry of Anna Akhmatova

Home > Fantasy > Evening: Poetry of Anna Akhmatova > Page 3
Evening: Poetry of Anna Akhmatova Page 3

by Anna Akhmatova


  Тронет теплую ладонь.

  Сентябрь 1910

  Царское Село

  III

  Dark blue evening. Winds abate,

  Lured by the light, I make my way.

  I am guessing by the gate –

  Who is he? – My fiancé?...

  On the porch, a silhouette

  And a quiet conversation.

  Never have I ever felt

  Such a languorous sensation.

  Anxious poplars stir and sigh,

  As their tender dreams prevail,

  Burnished steel infused the sky

  And the stars are dull and pale.

  In the bunch of gillyflowers,

  There’s a secret flame embalmed

  For the one who’ll take the blossoms

  And caress my timid palm.

  September 1910

  Tsarskoe Selo

  IV

  Я написала слова,

  Что долго сказать не смела.

  Тупо болит голова,

  Странно немеет тело.

  Смолк отдалённый рожок,

  В сердце всё те же загадки,

  Лёгкий осенний снежок

  Лёг на крокетной площадке.

  Листьям последним шуршать!

  Мыслям последним томиться!

  Я не хотела мешать

  Тому, кто привык веселиться.

  Милым простила губам

  Я их жестокую шутку…

  О, вы приедете к нам

  Завтра по первопутку.

  Свечи в гостинной зажгут,

  Днём их мерцанье нежнее,

  Целый букет принесут

  Роз из оранжереи.

  Август 1910

  Царское Село

  IV

  I wrote the words that lately

  I wouldn’t dare to speak.

  My head is dully aching,

  My body’s numb and weak.

  The distant horn’s subsided,

  Heart’s mysteries – unknown.

  First autumn snow fell lightly

  Upon the croquet lawn.

  Last aching thoughts will linger!

  Last leaves will come undone!

  I never wished to hinder

  The one who's used to fun.

  Dear lips - absolved at last

  For jokes that hurt me so…

  You’ll come to visit us

  Tomorrow, through the snow.

  The candles, in the day,

  Burn tenderly, more ardent.

  They’ll bring a whole bouquet

  Of roses from the garden.

  August 1910

  Tsarskoe Selo

  ***

  Мне с тобою пьяным весело —

  Смысла нет в твоих рассказах.

  Осень ранняя развесила

  Флаги жёлтые на вязах.

  Оба мы в страну обманную

  Забрели и горько каемся,

  Но зачем улыбкой странною

  И застывшей улыбаемся?

  Мы хотели муки жалящей

  Вместо счастья безмятежного…

  Не покину я товарища

  И беспутного и нежного.

  1911

  Париж

  ***

  When you’re drunk, you’re so much fun -

  Your rambling tales make no sense.

  The early fall arrived and hung

  Bright yellow flags upon the elms.

  In the land of fraud and guile,

  We have strayed and now repent,

  But what are these fictitious smiles

  On our lips, so strangely bent?

  Not happiness or peace of mind,

  A biting torment - we pursued…

  I will not leave my friend behind, -

  So tender and so dissolute.

  1911

  Paris

  ***

  Муж хлестал меня узорчатым,

  Вдвое сложенным ремнём.

  Для тебя в окошке створчатом

  Я всю ночь сижу с огнём.

  Рассветает. И над кузницей

  Подымается дымок.

  Ах, со мной, печальной узницей,

  Ты опять побыть не мог.

  Для тебя я долю хмурую,

  Долю-муку приняла.

  Или любишь белокурую,

  Или рыжая мила?

  Как мне скрыть вас, стоны звонкие!

  В сердце темный, душный хмель,

  А лучи ложатся тонкие

  На несмятую постель.

  Осень 1911

  ***

  My husband beat me with the plating

  Of a belt he bent in two.

  With a candle, I keep waiting

  On the windowsill for you.

  It is dawning. Smoke is weaving,

  Rising up above the forge.

  O, for me, a captive grieving,

  You, again, did not emerge.

  It’s for you such fate I bear,

  Filled with torment and ordeal,

  Did you fall for someone fair?

  Does a redhead now appeal?

  How to mask such ringing moaning!

  Heart is stifled, drunk with dread,

  As the thin rays of the morning

  Graze the still unrumpled bed.

  Autumn 1911

  ***

  Сердце к сердцу не приковано,

  Если хочешь — уходи.

  Много счастья уготовано

  Тем, кто волен на пути.

  Я не плачу, я не жалуюсь,

  Мне счастливой не бывать.

  Не целуй меня, усталую, —

  Смерть придёт поцеловать.

  Дни томлений острых прожиты

  Вместе с белою зимой.

  Отчего же, отчего же ты

  Лучше, чем избранник мой?

  Весна 1911

  ***

  Nothing chains a heart to heart,

  If you’d like to leave.

  Many joys will life impart

  On the one who’s free.

  I don’t cry, complain or pout,

  Mine is not a life of bliss.

  Do not kiss me, all worn out, -

  Death will come to kiss.

  Bitter languor has been weathered

  With the winter snows.

  Why, o why, must you be better

  Than the one I chose?

  Autumn 1911

  ***

  Я на солнечном восходе

  Про любовь пою,

  На коленях в огороде

  Лебеду полю.

  Вырываю и бросаю —

  Пусть простит меня.

  Вижу, девочка босая

  Плачет у плетня.

  Страшно мне от звонких воплей

  Голоса беды,

  Всё сильнее запах тёплый

  Мёртвой лебеды.

>   Будет камень вместо хлеба

  Мне наградой злой.

  Надо мною только небо,

  А со мною голос твой.

  11 марта 1911

  ***

  By the early sunrise seized,

  I sing of love aloud,

  In the garden, on my knees,

  Weeding goosefoot out.

  I tear it out and I hurl –

  Pardon this offense.

  I see a little barefoot girl

  Crying by the fence.

  Voice of sorrow rings and swells,

  Filling me with dread,

  Stronger grows the tepid smell

  Of the weed now dead.

  Stone, not bread, will be my prize

  To accept with poise,

  Up above me, just the skies,

  And with me, your voice.

  March 11, 1911

  ***

  Я пришла сюда, бездельница,

  Все равно мне, где скучать!

  На пригорке дремлет мельница.

  Годы можно здесь молчать.

  Над засохшей повиликою

  Мягко плавает пчела;

  У пруда русалку кликаю,

  А русалка умерла.

  Затянулся ржавой тиною

  Пруд широкий, обмелел,

  Над трепещущей осиною

  Легкий месяц заблестел.

  Замечаю все как новое.

  Влажно пахнут тополя.

  Я молчу. Молчу, готовая

  Снова стать тобой, земля.

  23 февраля 1911,

  Царское Село

  ***

  A loafer, wandering around, -

  No matter where, I’m pining bored.

  The mill is drowsing on the mound.

  Here years can pass without a word.

  Above the dodder, all dried up,

  A bee glides gently in the breeze,

  I call the mermaid by the pond,

  But the mermaid’s long deceased.

  The pond is shallow now, enclosed

  And covered up with rusty slime,

  Over the shaking aspen boughs

  The crescent moon begins to shine.

  Damp scent of poplar-trees is spreading.

  I notice everything anew.

  I’m silent. Silently, I’m ready

  To be transformed, earth, into you.

  February 23, 1911

  Tsarskoe Selo

  ***

  Ах, дверь не запирала я,

  Не зажигала свеч,

  Не знаешь, как, усталая,

  Я не решалась лечь.

  Смотреть, как гаснут полосы

  В закатном мраке хвой,

  Пьянея звуком голоса,

  Похожего на твой.

  И знать, что все потеряно,

  Что жизнь - проклятый ад!

  О, я была уверена,

  Что ты придешь назад.

  1911

  ***

  I didn’t lock the door

  And candles weren’t lit,

  Exhausted, sleepy, sore, -

  I wouldn’t sleep a bit.

  I’d watch lights dying down,

  And gloomy evening firs,

  And get drunk on the sounds -

  A voice, so much like yours.

  My loss - a heavy burden

  And life is agony!

  I used to be so certain

  That you’d return to me.

  1911

  ***

  Под навесом тёмной риги жарко,

  Я смеюсь, а в сердце злобно плачу.

  Старый друг бормочет мне: «Не каркай!

  Мы ль не встретим на пути удачу!»

  Но я другу старому не верю.

  Он смешной, незрячий и убогий,

  Он всю жизнь свою шагами мерил

  Длинные и скучные дороги.

  И звенит, звенит мой голос ломкий,

  Звонкий голос не узнавших счастья:

  «Ах, пусты дорожные котомки,

  А на завтра голод и ненастье!»

  24 сентября 1911

  Царское Село

  ***

  The threshing barn is stifling and hot,

  I laugh, but in my heart, I weep from spite.

  My old friend mumbles: “Jinx it not,

  Do you not see that luck is on our side!”

  I listen to my old friend’s words with doubt.

  He’s lost his sight, he’s ludicrous and vile.

  He spent his whole life trampling the ground

  Of long and dreary trails in denial.

  My fragile voice is crying out with sorrow,

  The ringing voice of those who knew no better:

  “Our knapsacks are all emptied and tomorrow

  Just promises more hunger and foul weather!”

  September 24, 1911

  Tsarskoe Selo

  ***

  Хорони, хорони меня, ветер!

  Родные мои не пришли,

  Надо мною блуждающий вечер

  И дыханье тихой земли.

  Я была, как и ты, свободной,

  Но я слишком хотела жить.

  Видишь, ветер, мой труп холодный,

  И некому руки сложить.

  Закрой эту черную рану

  Покровом вечерней тьмы

  И вели голубому туману

  Надо мною читать псалмы.

  Чтобы мне легко, одинокой,

  Отойти к последнему сну,

  Прошуми высокой осокой

  Про весну, про мою весну.

  Декабрь 1909

  Киев

  ***

  Bury me, bury me, wind!

  None of my kin had arrived,

  The evening above me dimmed

  And the earth indistinctly sighed.

  Like you, I was free and of course,

  I couldn’t resist life’s charms

  And now, wind, you see my corpse,

  With no one to fold my arms.

  Let this black wound recede

  As the shroud of darkness spreads,

  And command azure mist to read

  Psalms up above my head.

  To ease me, alone, on the brink

  Of sleep for the final time,

  Make the sedges rustle of spring,

  Of the spring that used to be mine.

  December 1909

  Kiev

  ***

  Ты поверь, не змеиное острое жало

  А тоска мою выпила кровь.

  В белом поле я тихою девушкой стала,

  Птичьим голосом кличу любовь.

  И давно мне закрыта дорога иная,

  Мой царевич в высоком кремле,

  Обману ли его, обману ли? — Не знаю!

  Только ложью живу на земле.

  Не забыть, как
пришел он со мною проститься

  Я не плакала; это судьба.

  Ворожу, чтоб царевичу ночью присниться,

  Но бессильна моя ворожба.

  Оттого ль его сон безмятежен и мирен,

  Что я здесь у закрытых ворот,

  Иль уже светлоокая, нежная Сирин

  Над царевичем песню поет?

  Декабрь 1909

  Киев

  ***

  Not the snake fangs, but the stinging

  Heartache emptied out my veins.

  A quiet girl, I call love, singing

  Birdlike in the whitened plains.

  The other road closed long ago,

  My prince - in a fortress, up high,

  Will I betray him? – I don’t know!

  But my life on this earth is a lie.

  I won’t forget how he bid me farewell,

  I didn’t cry; I knew it was fate.

  To visit his dreams, I’m casting new spells

  But my spells are in vain, I’m afraid.

  Does he sleep so serenely, locked in,

  All because I’m barred and locked out

  Or is the bright-eyed tender Sirin

  Already singing to him from a cloud?

  December 1909

  Kiev

  III

  Музе

 

‹ Prev