It beats, it beats as if from deathly ache,
And I’m afraid now that my heart will break
And leave unfinished tender lines I write…
1912
Надпись на неоконченном портрете
О, не вздыхайте обо мне,
Печаль преступна и напрасна,
Я здесь, на сером полотне,
Возникла странно и неясно.
Взлетевших рук излом больной,
В глазах улыбка исступленья,
Я не могла бы стать иной
Пред горьким часом наслажденья.
Он так хотел, он так велел
Словами мертвыми и злыми.
Мой рот тревожно заалел,
И щеки стали снеговыми.
И нет греха в его вине,
Ушел, глядит в глаза другие,
Но ничего не снится мне
В моей предсмертной летаргии.
1911
Inscription on an unfinished portrait
O, do not sigh about me, anxious,
This grief is criminal and vain,
Here on the grayness of the canvas,
I have emerged so strange and vague.
With frenzy smiling in my eyes,
With flailing arms, the pain of fracture,
And I could not be otherwise
Before the bitter hour of rapture.
He wanted this, he ordered this
With words so dead and full of spite.
And crimson worry filled my lips,
And cheeks, like snow, were polished white.
But he is sinless, free of guilt,
He left, he’s gazing at new eyes,
But I don’t dream a thing, I wilt
In lethargy before demise.
1911
***
Сладок запах синих виноградин…
Дразнит опьяняющая даль.
Голос твой и глух и безотраден.
Никого мне, никого не жаль.
Между ягод сети-паутинки,
Гибких лоз стволы еще тонки,
Облака плывут, как льдинки, льдинки
В ярких водах голубой реки.
Солнце в небе. Солнце ярко светит.
Уходи к волне про боль шептать.
О, она, наверное, ответит,
А быть может, будет целовать.
1910
Киев
***
The smell of dark blue grapes is sweet…
Intoxicating vastness calls.
Your voice is flat and downbeat.
I pity no one, not a soul.
The spiderwebs surround the berries,
Thin are the stems of supple vines,
The river’s bright blue water carries
The clouds of white like floes of ice.
The sun is bright. The sun is high.
Go tell the wave your pain’s abyss.
She’ll likely listen and reply,
And, maybe, even start to kiss.
1910
Kiev
Подражание И. Ф. Анненскому
И с тобой, моей первой причудой,
Я простился. Восток голубел.
Просто молвила: «Я не забуду».
Я не сразу поверил тебе.
Возникают, стираются лица,
Мил сегодня, а завтра далек.
Отчего же на этой странице
Я когда-то загнул уголок?
И всегда открывается книга
В том же месте. И странно тогда:
Все как будто с прощального мига
Не прошли невозвратно года.
О, сказавший, что сердце из камня,
Знал наверно: оно из огня…
Никогда не пойму, ты близка мне
Или только любила меня.
1911
Imitation of I. F. Annensky
And even with you we’ve parted,
My first fancy. The east grew blue.
“I will never forget you,” you uttered.
I could hardly suppose it was true.
Faces emerge and vanish again,
Dear today, but tomorrow - strange.
But what exactly caused me to bend
The corner to mark this page?
And, always, the book is opened
On this place. It’s too strange to grasp:
It’s as if from our parting moment,
Not a year irretrievably passed.
He who said that a heart is of stone
Surely knew: it's a fiery sea...
I can't tell, were we close all along
Or were you just enamored with me?
1911
***
Вере Ивановой-Шварсалон
Туманом легким парк наполнился,
И вспыхнул на воротах газ.
Мне только взгляд один запомнился
Незнающих, спокойных глаз.
Твоя печаль, для всех неявная,
Мне сразу сделалась близка,
И поняла ты, что отравная
И душная во мне тоска.
Я этот день люблю и праздную,
Приду, как только позовешь.
Меня, и грешную и праздную,
Лишь ты одна не упрекнешь.
1912
***
To Vera Ivanova-Shvarsalon
The park was filled with a light haze,
At the gates flames of gaslights arose,
I remembered only one gaze,
Still unknowing, calm and composed.
And your sorrow, hidden from others,
Drew me close and opened forthright
And you saw just how much I was smothered
By the poisonous yearning inside.
How I treasure and honor that day,
I will come as soon as you call me.
Though I’m sinful and idling away,
You alone never chide me or scold me.
1912
***
Я живу, как кукушка в часах,
Не завидую птицам в лесах.
Заведут — и кукую.
Знаешь, долю такую
Лишь врагу
Пожелать я могу.
1911
***
I live, like a cuckoo in a clock,
I don’t resent the forest flock.
Wind me – and I sing each time.
Such a fate as mine,
You know,
I could only wish my foe.
1911
Похороны
Я места ищу для могилы.
Не знаешь ли, где светлей?
Так холодно в поле. Унылы
У моря груды камней.
А она привыкла к покою
И любит солнечный свет
.
Я келью над ней построю,
Как дом наш на много лет.
Между окнами будет дверца,
Лампадку внутри зажжем,
Как будто темное сердце
Алым горит огнем.
Она бредила, знаешь, больная,
Про иной, про небесный край,
Но сказал монах, укоряя:
«Не для вас, не для грешных рай».
И тогда, побелев от боли,
Прошептала: «Уйду с тобой».
Вот одни мы теперь, на воле,
И у ног голубой прибой.
1911
Funeral
I am seeking a gravesite that’s bright.
Can you help, I am tired and weary?
Open fields get so cold in the night.
Heaps of stones by the sea are so dreary.
She’s so used to the peace she knew prior
And she loves the rays of the sun,
I will build a small hermitage by her,
As our home for the ages to come.
With two windows, a door in-between,
And an icon lamp always alight,
Like a dark heart the icon will gleam
With a scarlet-red fire inside.
She was raving, you know, sick in bed,
Of some heavenly place in the blue,
But a monk, reproaching her, said:
“It was not made for sinners like you.”
It was then that she whispered to me,
Turning pale from pain: “Let us go.”
Now alone we are wandering free,
With our feet in the blue surf below.
1911
Сад
Он весь сверкает и хрустит,
Обледенелый сад.
Ушедший от меня грустит,
Но нет пути назад.
И солнца бледный тусклый лик —
Лишь круглое окно;
Я тайно знаю, чей двойник
Приник к нему давно.
Здесь мой покой навеки взят
Предчувствием беды,
Сквозь тонкий лед еще сквозят
Вчерашние следы.
Склонился тусклый мертвый лик
К немому сну полей,
И замирает острый крик
Отсталых журавлей.
1911
Garden
The ice has covered up the garden,
It sparkles and it cracks.
The one who left me is disheartened
But there’s no coming back.
The sun’s now waning face grows dim –
A window and no more;
I clandestinely know whose twin
Caressed it long ago.
All sense of peace is vanquished here
As signs of woe arise
And footprints from last night appear
Out of the thinning ice.
The waning face bows to the ground
Over the sleeping plains
And, in the silent sky, die down
The cries of trailing cranes.
1911
Над водой
Стройный мальчик пастушок,
Видишь, я в бреду.
Помню плащ и посошок,
На свою беду.
Если встану — упаду.
Дудочка поет: ду-ду!
Мы прощались как во сне,
Я сказала: «Жду».
Он, смеясь, ответил мне:
«Встретимся в аду»,
Если встану — упаду.
Дудочка поет: ду-ду!
О глубокая вода
В мельничном пруду,
Не от горя, от стыда
Я к тебе приду.
И без крика упаду,
А вдали звучит: ду-ду.
апрель 1911
Over the water
Shepherd boy, out on the plain,
This craze will not subdue.
As I recall the cloak and cane
My agonies ensue.
If I rise, I’ll fall anew.
Little horn plays on: loo-loo!
As in a dream we bade farewell,
I spoke: “I’ll wait for you.”
“We will meet again in hell,”
And laughing, he withdrew.
If I rise, I’ll fall anew.
Little horn plays on: loo-loo!
O deep water, all ablaze,
In the millpond shining blue,
Not from sorrow – from disgrace,
I have come to you.
Silently, I’ll fall askew…
Distant horn plays on: loo-loo!
April 1911
***
Три раза пытать приходила.
Я с криком тоски просыпалась
И видела тонкие руки
И темный насмешливый рот.
«Ты с кем на заре целовалась,
Клялась, что погибнешь в разлуке,
И жгучую радость таила,
Рыдая у черных ворот?
Кого ты на смерть проводила,
Тот скоро, о, скоро умрет».
Был голос как крик ястребиный,
Но странно на чей-то похожий.
Все тело мое изгибалось,
Почувствовав смертную дрожь,
И плотная сеть паутины
Упала, окутала ложе…
О, ты не напрасно смеялась,
Моя непрощенная ложь!
1911
***
Three times she tortured me like this.
I awoke with an anguished moan
And saw her thin pale hands
And mouth, scathing and black.
“Who were you kissing at dawn,
As you swore that you’d die if it ends
And hiding your burning bliss,
Sobbed by the gate near the shack?
You walked him to death’s abyss,
He will die soon and never come back.”
A falcon’s cry that rang so tensely,
That voice was strangely like another.
My body was wringing in pain
With a chill that comes as you die,
And the spider web, woven so densely,
Fell down on the bed like a cover…
Oh, you weren’t laughing in vain,
My unforgiven merciless lie!
1911
Added to later editions
***
Молюсь оконному лучу -
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце - пополам.
На рукомойнике моем
Позеленела медь.
Но так играет луч на нем,
Что весело глядеть.
Такой невинный и простой
В вечерней тишине,
Но в этой храмине пустой
О�
� словно праздник золотой
И утешенье мне.
1909
***
To the beam of light I pray –
Straight, and pale, and suspended,
I’m silent since the break of day
And my heart - is all fragmented.
My washstand’s copper is all green
And yet the playing light
Makes it a wonder to be seen,
A pleasure to my sight.
It’s plain and innocent and bold,
In setting sun’s tranquility,
But in this temple, bare and cold,
As though a holiday of gold,
A comfort unto me.
1909
Два Стихотворения
I
Подушка уже горяча
С обеих сторон.
Вот и вторая свеча
Гаснет, и крик ворон
Становится все слышней.
Я эту ночь не спала,
Поздно думать о сне...
Как нестерпимо бела
Штора на белом окне.
Здравствуй!
1909
II
Тот же голос, тот же взгляд,
Те же волосы льняные.
Все как год тому назад.
Сквозь стекло лучи дневные
Известь белых стен пестрят...
Evening: Poetry of Anna Akhmatova Page 5