by Umberto Eco
атональной музыке), по ту сторону всякого членения
317
шумового континуума на звуки — носители культурно обусловленных смыслов?
Легко понять, что такого рода исследование было бы именно тем, чего ждут от структурной
методологии, и оно могло бы показать, как осуществлялся переход от греческой музыкальной шкалы, восточной, средневековой к темперированной шкале и от нее к гамме и россыпям поствебернианской
музыки. И легко было бы заключить, что такому исследованию следовало бы заниматься разработкой
не какой-то исходной системы, например, такой как тональная, но разработкой механизма порождения
всевозможных звуковых оппозиций в том смысле, в каком этим занимается порождающая грамматика
Хомского 91.
III.4.
Напротив, как явствует из работ Леви-Строса, главная задача структурного мышления состоит в том, чтобы противопоставить серийной технике, занятой творением истории, созиданием новых раз-
новидностей коммуникации, некие изначальные и предустановленные структуры для того, чтобы
иметь соответствующую точку отсчета при оценке новых видов коммуникации, рождающихся как
оппозиция к этим параметрам. Это было бы все равно что судить о законности какого-либо
революционного деяния, противопоставляющего себя существующим установлениям, и при этом
взывать к суду отвергаемых учреждений. Процедурная сторона безупречна, на деле так и
91 В этом смысле следовало бы оставить соссюровскую гипотезу кода как установившейся системы, перечня, таксономии и принять понятие competence как конечного механизма, способного порождать бесконечные
формы деятельности. По отношению к этой "глубинной" структуре такие системы, как система тональной или
серийной музыки, были бы "поверхностными" структурами в том смысле, каким Хомский наделяет эти
термины. См. по этому поводу Giorgio Sandri, Note sui concetti di "struttura" e "funzione" in linguistica, in
"Rendiconti", 15—16, 1967 . Кроме того, следовало бы различать — применительно к возможности "серийного"
дискурса — "творческую способность творить по правилам", т. e competence, и "способность творить, преобразуя правила", — performance. Конечно, возможность серийного мышления сразу бы поставила под
сомнение те языковые универсалии, которые имеет в виду Хомский, однако — как уже отмечалось —
генеративная матрица могла бы лежать в основании как формирования, так и деструкции правил (отсюда и
проблематичность ее выявления на каком-то этапе исследования, а возможно, и как окончательной цели
исследования). Работа Хомского несомненно открывает возможности изучения "открытой комбинаторики", но
www.koob.ru
на ее нынешней стадии было бы нецелесообразно с ходу переводить понятия трансформационной
грамматики на язык семиологического дискурса, особенно если учесть, что и сам Хомский считает свою
модель — к ее определению он возвращается неоднократно — еще "рудиментарной". (Ср. The Formal Nature of Language, in E. Н. Lenneberg. Biological Foundations of Language, N.Y., 1967, pag. 430 ) Особенно важные
замечания Nicolas Ruwet, Intraduction a La Grammaire généretive, спец. номер "Langages", 1966
318
бывает, но с исторической точки зрения такое поведение смехотворно. Обычно научному
исследованию вменяют в задачу выявление более обширных параметров, позволяющих
установить взаимосвязь отрицаемого начала с тем действием, которое его отрицает. Но всякое
исследование тормозится, как только выясняется, что отвергаемое воплощает собой вечную и
неизменную природу вещей. И непонятно, чем тогда отличается эта установка от поведения
Гремонини, который отказывался смотреть в телескоп Галилея из страха утратить четкость и
ясность имеющихся у него на этот счет представлений, ведь птолемеевская теория обращения
сфер была единственным естественным объяснением движения планет. Когда идет в ход такая
аргументация, вот тогда-то и делается очевидной опасно консервативная природа структурализма
Леви-Строса (но только Леви-Строса). Структуралистская методология, притязающая на открытие
неких координат вечности внутри всякого текучего исторического процесса, должна уметь
приглядываться к поворотам истории, чтобы выверять на них выявленные ею структуры, выясняя
из пригодность к анализу нового. И тем более это необходимо, когда (и кажется, все
структуралисты отдают себе в том отчет) универсальные структуры не выводятся из всей
совокупности частных случаев, но постулируются как теоретическая модель, воображаемая
конструкция, которая должна мочь объяснить все, что есть и может случиться. И было бы
неразумно отвергать скопом и с порога у новых форм коммуникации право на жизнь только
потому, что они структурируются в направлениях, не предусмотренных теорией, разработанной
еще до того, как эти новые модальности сложились 92. Конечно, может случиться так, что эти
новые модальности окажутся некоммуникативными, но не следует возлагать на теорию слишком
большие надежды, она не всегда может охватить все. В этом случае серийность поставила бы под
сомнение слишком жесткий принцип двойного членения всякого языка, или убеждение в том, что
всякая коммуникативная система
92 И здесь в связи с вопросом о структурах уместно напомнить о том, как ставилась проблема определения и
определимости искусства — в русле воззрений Антонио Банфи — Дино Формаджо в его работе "Идея
художественности" (Dino Formaggio, L'idea di artisticità, Milano, 1962). Предлагая вместо неизбежно
"исторического" определения некую чистую идею художественности, которая позволяет признать все
существующие поэтики и отказывается от их нормативного "выпрямления", Формаджо не интересуется теми
методологическими проблемами, которые в данном случае беспокоят нас, но и в том и в другом случае на
первый план выходит забота о том, чтобы определения, выработанные в какой-то конкретно-исторический
момент времени, не переносились бы на все другие эпохи. Об отличии точки зрения Формаджо от нашей см.
нашу работу "Общее определение искусства" ( La definizione generale dell'arte, in "Rivista di estetica", 2, 1963).
319
непременно язык, или представление о том, что искусство непременно должно что-то сообщать...
III.5.
Не приняв во внимание опасностей, подстерегающих данный Метод, — и мы о них уже говорили
— легко поддаться соблазну и начать сокрушать противника уничтожающими определениями
типа: "Те, кто не с нами, не демократы". Но именно так и поступает с противником Леви-Строс, утверждая: поскольку я признаю существование обязательных структур, я материалист, поскольку
серийное мышление говорит о возможности творческой модификации этих структур, оно
идеалистично.
Если продолжать полемику на уровне словесных игр, то ответ не представляет затруднения: поскольку Леви-Строс признает наличие естественных необходимых структур, не зависящих от
исторической эволюции, он механицист; но поскольку серийное мышление признает возможность
того, что в процессе исторической эволюции вместе с контекстом меняются и сами структуры
понимания и вкуса, оно — диалектико-материалистическое. Но не следует предаваться этим пус -
топорожним играм.
Все это однако, не исключает важности для серийного мышления того, что собственно и
превращает эту технику в видение мира и в "мышление", — социально-исторического
обоснования кодов, убежденности в том, что надстроечная деятельность могла бы способствовать
изменению этих кодов и что всякое изменение коммуникативных кодов имеет следствием
формирование новых культурных контекстов, организацию новых кодов, постоянную их
реструктурацию, историческую эволюцию коммуникативных модальностей в соответствии с
www.koob.ru
диалектическими отношениями между системами коммуникаций и социальным контекстом.
Достаточно вспомнить корреляции, выявленные Анри Пуссером, между миром тональной музыки
и эстетикой тождества, повторения того же самого, вечного возвращения, с представлениями о
замкнутом и повторяющемся времени, которые отражают и развивают вполне определенную
консервативную педагогику и идеологию, свойственные определенному обществу, с опре-
деленной политической и социальной структурой 93.
93 Henri Pousseur, La nuova sensibilità musicale, in "Incontri musicali", II, 1958
320
IV. Призрачные константы
IV.l.
Вышесказанное имеет смысл для анализа тех явлений, при изучении которых применяются
структурные решетки.
Конечно, сходство ищут, предполагая постоянство. Если, как напоминает нам Дюмезиль 94, самым
разным народам свойственно представлять богов триадами, то, стало быть, это соответствует некото-
рым непреходящим потребностям человеческого ума или, по крайней мере, такого ума, который
мыслит религиозно. Но с какой стати группировать народы по числу изобретаемых ими богов, а не, например, по любви или страху, который они испытывают в их присутствии? Важно выявить формы
поведения, в которых "дух" следует норме. Но почему же нужно при этом объявлять бесполезной
попытку выявить формы поведения, в которых одни нормы нарушаются и устанавливаются другие?
IV.2.
Как пишет Десмонд Моррис в одной из своих книг 95, в которой человек изучается с точки зрения
своего сущностного родства с обезьяной, к�
�гда два примата затевают схватку не на жизнь, а на смерть, в какой-то миг более слабый, желая показать, что он сдается, и умилостивить соперника, начинает, согласно ритуалу, выказывать демонстративную покорность, наиболее явным выражением которой
служит принимаемая им поза сексуального подчинения.
Зоолог отмечает, что эти ритуалы выражения покорности сохранились и у нас, во всяком случае, под
маской гигиенических ритуалов. В связи с чем, когда, например, мы хотим успокоить стража порядка, указавшего нам на нарушение, и чтобы не раздражать его, не только внезапно признаем свою вину, но
инстинктивно начинаем доказывать ему, что мы не представляем никакой опасности, скребя
подбородок, нервно потирая руки, заикаясь, тем или иным способом стараясь убедить его в том, что
наша потенциальная агрессивность уступила место рабству и покорности. И несомненно, показателен
тот факт, что за самыми привычными навыками нашего поведения в глубине скрывается схема
поведения наших предков, выдающая в самом обыденном жесте готовность сдаться. Так дают о себе