Край неба, тусклый и червонный,
И милый сон под Рождество,
И Пасхи ветер многозвонный,
И прутья красные лозы,
И парковые водопады,
И две большие стрекозы
На ржавом чугуне ограды.
И я не верить не могла,
Что будет дружен он со мною,
Когда по горным склонам шла
Горячей каменной тропою.
1916
***
He was promised to me by it all:
The pleasant dream at Christmastime,
The tarnished sky of red and gold
And Easter winds that seemed to chime,
The red rods of the twigs, all nestled,
And waterfalls within the park,
And two big dragonflies that rested
Atop the fence corroded dark.
And it was hopeless not to hope
For all our friendship would entail,
As I walked up the mountain slope
Over the hot stones of the trail.
1916
***
Как невеста, получаю
Каждый вечер по письму,
Поздно ночью отвечаю
Другу моему:
"Я гощу у смерти белой
По дороге в тьму.
Зла, мой ласковый, не делай
В мире никому".
И стоит звезда большая
Между двух стволов,
Так спокойно обещая
Исполненье снов.
1915
Хювинккя
***
Each and every day, I get
One letter like a bride.
I’m responding to my friend,
Writing late at night:
“On my way into the dark,
I’ve stopped in white death’s den.
My dear, don’t leave an evil mark
On another man.”
And a brilliant star gleams
Between two trees at night,
Calmly promising that dreams
Will soon be satisfied.
1915
Huvinkka
***
Божий Ангел, зимним утром
Тайно обручивший нас,
С нашей жизни беспечальной
Глаз не сводит потемневших.
Оттого мы любим небо,
Тонкий воздух, свежий ветер
И чернеющие ветки
За оградою чугунной.
Оттого мы любим строгий,
Многоводный, темный город,
И разлуки наши любим,
И часы недолгих встреч.
Сентябрь 1914
Петербург
***
An angel of God, who betrothed us
In secrecy, one winter morning,
Keeps his darkened eyes watching over
The life that we live sorrow-free.
That is why we love blue skies,
Cool fresh wind, and fragile air,
And the blackening tree branches
High above the cast-iron fences.
That is why we love this city –
Dark and stern, and full of water,
And we love our separations,
And brief moments when we meet.
September 1914
Petersburg
***
Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
Прозрачный, теплый и веселый...
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчелы
Нежнейшую из всех бесед.
А мы живем торжественно и трудно
И чтим обряды наших горьких встреч,
Когда с налету ветер безрассудный
Чуть начатую обрывает речь.
Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный.
1915
***
Somewhere, without complications,
There’s a world that’s warm and clear…
Across the fence, two, with elation,
Converse and just the bees can hear
The tenderest of conversations.
But we live life that’s grand and tough,
And keep the rites of bitter meetings,
When suddenly the winds gust rough,
Our barely-started speech impeding.
Yet we won’t trade this town by choice,
The town of pain and fame, comprised
Of spacious rivers’ shimmering ice,
Of gardens in a bleak disguise,
And of the Muse’s quiet voice.
1915
***
О тебе вспоминаю я редко
И твоей не пленяюсь судьбой,
Но с души не стирается метка
Незначительной встречи с тобой.
Красный дом твой нарочно миную,
Красный дом твой над мутной рекой,
Но я знаю, что горько волную
Твой пронизанный солнцем покой.
Пусть не ты над моими устами
Наклонялся, моля о любви,
Пусть не ты золотыми стихами
Обессмертил томленья мои,—
Я над будущим тайно колдую,
Если вечер совсем голубой,
И предчувствую встречу вторую,
Неизбежную встречу с тобой.
1913
***
I don’t think of you often at all,
I’m not interested much in your fate,
But the imprint you left on my soul
On our trivial meeting won’t fade.
I avoid your red house by design,
Your red house overlooking the water,
But I know I disturb every time
Your sun-pierced peaceful order.
It was probably some other person,
Who begged for my love, chest to chest,
And it wasn’t your golden verses
That immortalized my unrest, -
But I’m reading the future, repeating
All the spells when the evening is blue
And I foresee an additional meeting,
An inescapable meeting with you.
1913
***
Как площади эти обширны,
Как гулки и круты мосты!
Тяжелый, беззвездный и мирный
Над нами покров темноты.
И мы, словно смертные люди,
По свежему снегу идем.
Не чудо ль, что нынче пробудем
Мы час предр�
�злучный вдвоем?
Безвольно слабеют колени,
И кажется, нечем дышать...
Ты - солнце моих песнопений,
Ты - жизни моей благодать.
Вот черные зданья качнутся,
И на землю я упаду, -
Теперь мне не страшно очнуться
В моем деревенском саду.
1917
***
These squares are so spacious and wide,
These resonant bridges - so steep!
Above us, the cover of night
Is starless, tranquil and deep.
Like mortals, we walk hand in hand
On snow that has only begun.
What wonder it is that we’ll spend
This pre-parting hour as one?
My legs no longer feel strong,
It seems there is nothing to breathe…
You’re the only sun of my song,
My life’s only bliss and relief.
Soon dark buildings will shake,
I’ll be thrown to the ground hard, -
No more am I scared to awake
Alone in my village yard.
1917
Побег
О. А. Кузьминой-Караваевой
"Нам бы только до взморья добраться,
Дорогая моя!" - "Молчи ..."
И по лестнице стали спускаться,
Задыхаясь, искали ключи.
Мимо зданий, где мы когда-то
Танцевали, пили вино,
Мимо белых колонн Сената,
Туда, где темно, темно.
"Что ты делаешь, ты, безумный!" -
"Нет, я только тебя люблю!
Этот вечер - широкий и шумный,
Будет весело кораблю!"
Горло тесно ужасом сжато,
Нас в потемках принял челнок...
Крепкий запах морского каната
Задрожавшие ноздри обжег.
"Скажи, ты знаешь наверно:
Я не сплю? Так бывает во сне..."
Только весла плескались мерно
По тяжелой невской волне.
А черное небо светало,
Нас окликнул кто-то с моста,
Я руками обеими сжала
На груди цепочку креста.
Обессиленную, на руках ты,
Словно девочку, внес меня,
Чтоб на палубе белой яхты
Встретить свет нетленного дня.
1914
Escape
To O. A. Kuzmina-Karavaeva
“If we reach the shore, we’re spared,
My beloved!” – “Silence, please…”
We began to descend down the stairs,
Breathless and searching for keys.
Leaving buildings behind in the night,
Where we used to drink wine and dance,
Past the Senate’s columns of white,
Into darkness we quickly advanced.
“You are mad, you have lost it at last!” –
“No, I love only you senselessly, -
This evening is boisterous and vast,
The ship will be merry at sea!”
My throat was constricted with fear,
The boat was concealed on the water…
My trembling nostrils were seared
By the ropes’ overpowering odor.
“Could you tell me now, unabashed,
Am I dreaming? This happens whenever…”
Just the oars continued to splash
On the long heavy waves of the Neva.
The dark sky began to grow light,
On the bridge, someone hollered, distressed,
With both of my hands I squeezed tight
The chain with the cross on my chest.
Drained of strength, you carried me up.
In your arms like a young girl I lay.
We came up to the deck of the yacht
To the light of the undying day.
1914
***
Когда в мрачнейшей из столиц
Рукою твердой, но усталой
На чистой белизне страниц
Я отречение писала,
И ветер в круглое окно
Вливался влажною струею, -
Казалось, небо сожжено
Червонно-дымною зарею.
Я не взглянула на Неву,
На озаренные граниты,
И мне казалось - наяву
Тебя увижу, незабытый...
Но неожиданная ночь
Покрыла город предосенний,
Чтоб бегству моему помочь,
Расплылись пепельные тени.
Я только крест с собой взяла,
Тобою данный в день измены, -
Чтоб степь полынная цвела,
А ветры пели, как сирены.
И вот он на пустой стене
Хранит меня от горьких бредней,
И ничего не страшно мне
Припомнить, - даже день последний.
1916
Песочная бухта
***
When, with a firm but tired hand,
In the dreariest of capitals,
On the page of white I penned
My rejection, unretractable,
And the damp wind from afar
Through the window streamed inside,
It appeared the sky was charred
With a smoky-crimson light.
I didn’t gaze at the Neva, pensive,
Or the granite illumined clear,
You, in flesh, - it seemed, I sensed it -
My unforgotten, would appear…
But the sudden startling night
Cloaked the pre-autumnal town,
As if to help me in my flight,
The ashen shadows melted down.
I only took the cross that you
Gave me the day of betrayal, -
So the steppe would bloom anew
And the winds, like the sirens, wail.
There it is on the empty wall,
Keeping my ravings at bay,
No memories scare me at all
Now, - even the very last day.
1916
Sandy bay
Царскосельская статуя
Н.В.Н.
Уже кленовые листы
На пруд слетают лебединый,
И окровавлены кусты
Неспешно зреющей рябины,
И ослепительно стройна,
Поджав незябнущие ноги,
На камне северном она
Сидит и смотрит на дороги.
Я чувствовала смутный страх
Пред этой девушкой воспетой.
Играли на ее плечах
Лучи скудеющего света.
>
И как могла я ей простить
Восторг твоей хвалы влюбленной.
Смотри, ей весело грустить,
Такой нарядно обнаженной.
1916
Statue in Tsarskoye Selo
N.V.N.
The maple leaves already crash
Onto the swan pond as they wane
And bushes of the mountain ash
Mature exquisitely, blood-stained,
And lavishly slender, she, alone,
Tucked legs indifferent to the chill,
Sits tall atop the northern stone,
Observing roads beyond the hill.
I felt a sense of troubled fright
Before this celebrated maid,
Across her shoulders, rays of light,
Before diminishing, would play.
And how could I forgive when you
Gave loving praise to her, beguiled.
Look, - she, so fashionably nude,
Is blissful grieving all the while.
1916
***
Все мне видится Павловск холмистый,
Круглый луг, неживая вода,
Самый томный и самый тенистый,
Ведь его не забыть никогда.
Как в ворота чугунные въедешь,
Тронет тело блаженная дрожь,
Не живешь, а ликуешь и бредишь
White Flock: Poetry of Anna Akhmatova Page 4