Серых звезд - ее очей".
1915
***
Through villages and fields, he’d go,
Determined, asking passersby:
“Where has she gone, where is the glow
Of silver stars that are her eyes?
The final days of spring are here,
They burn with dull and waning embers
And in my dreams, her face appears
More often every night, more tender!”
Thus he approached our dismal town,
Before the evening hour fell,
He thought of Venice, looking down,
And London came to him as well.
Beside the tall and darkened church,
On granite steps that sparkled bright,
He prayed then for the day’s approach
When he would meet his first delight.
Above the altar’s tarnished gold,
God’s rays were spreading in the skies:
“She’s here now, here you’ll find the glow
Of silver stars that are her eyes.”
1915
***
Широк и желт вечерний свет,
Нежна апрельская прохлада.
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада.
Сюда ко мне поближе сядь,
Гляди веселыми глазами:
Вот эта синяя тетрадь -
С моими детскими стихами.
Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала.
1915
***
The evening sky is gold and vast.
I’m soothed by April’s cool caress.
You’re late. Too many years have passed, -
I’m glad to see you nonetheless.
Come closer, sit here by my side,
Be gentle with me, treat me kind:
This old blue notebook – look inside –
I wrote these poems as a child.
Forgive me that I felt forsaken,
That grief and angst was all I knew.
Forgive me that I kept mistaking
Too many other men for you.
1915
***
Я не знаю, ты жив или умер, -
На земле тебя можно искать
Или только в вечерней думе
По усопшем светло горевать.
Все тебе: и молитва дневная,
И бессонницы млеющий жар,
И стихов моих белая стая,
И очей моих синий пожар.
Мне никто сокровенней не был,
Так меня никто не томил,
Даже тот, кто на муку предал,
Даже тот, кто ласкал и забыл.
1915
***
I don’t know if you’re dead or still living,
If I should seek you on earth, or alas,
Sitting pensively here in the evening,
Grieve for one who has only just passed.
All to you: Daily prayer and thought
And insomnia’s feverish rise,
The white flock of the poems I wrote
And the blazing blue flame of my eyes.
No one else was as close and as open,
No one else so boiled my blood,
Even he, who consigned me to torment,
Even he, who caressed and forgot.
1915
***
Нет, царевич, я не та,
Кем меня ты видеть хочешь,
И давно мои уста
Не целуют, а пророчат.
Не подумай, что в бреду
И замучена тоскою
Громко кличу я беду:
Ремесло мое такое.
А умею научить,
Чтоб нежданное случилось,
Как навеки приручить
Ту, что мельком полюбилась.
Славы хочешь? - у меня
Попроси тогда совета,
Только это - западня,
Где ни радости, ни света.
Ну, теперь иди домой
Да забудь про нашу встречу,
А за грех твой, милый мой,
Я пред Господом отвечу.
1915
***
No, tsarevich, it’s not I -
That you’re fancying in bliss,
Know, my lips just prophesy
And no longer kiss.
And it’s not because I’m tortured
Or by some delirium swayed
That I conjure up misfortune:
It is just my trade.
I can teach you this as well, -
To achieve the unforeseen,
Tame the one for whom you fell
In a momentary sheen.
You want fame? – Then in a snap,
I will guide you to success,
Though, I tell you, - it’s a trap,
With no light or happiness.
Time has come for you to leave now,
Don’t recall me anymore,
To absolve your sin, my dear one,
I will stand before the Lord.
1915
***
Из памяти твоей я выну этот день,
Чтоб спрашивал твой взор беспомощно-туманный:
Где видел я персидскую сирень,
И ласточек, и домик деревянный?
При имени моем ты будешь вспоминать
Внезапную тоску неназванных желаний
И в городах задумчивых искать
Ту улицу, которой нет на плане.
При виде каждого случайного письма,
При звуке голоса за приоткрытой дверью
Ты будешь думать: вот она сама
Пришла на помощь моему неверью.
1915
***
From your memory, I will remove this day,
So that your helpless gaze can question in a drowse:
Where I did see the Persian lilac sway,
The little swallows, and the wooden house?
Hearing my name, you’re going to recall
Unnamed desires’ anguish in a snap,
And in despondent cities you will stall,
Seeking the street, which isn’t on the map.
Chance letters left behind on a shelf,
A voice behind the door, so faint and brief,
Will make you think: At last, she’s come, herself,
In order to dispel my disbelief.
1915
***
Не хулил меня, не славил,
Как друзья и как враги.
Только душу мне оставил
И сказал: побереги.
И одно меня тревожит:
Если он теперь умрет,
Ведь ко мне Архангел Божий
За душой его придет.
Как тог�
�а ее я спрячу,
Как от Бога утаю?
Та, что так поет и плачет,
Быть должна в Его раю.
1915
***
He didn’t glorify or scold me
Like friends or enemies might.
He left his soul behind and told me:
It’ll be safer by your side.
I’m concerned with one thing only:
What to do if he should die, -
An angel will take him from me
And return his soul to the sky.
How will I conceal his soul then,
Keep it hidden from God’s eyes?
If it sings and weeps so holy
That it belongs in paradise.
1915
***
Там тень моя осталась и тоскует,
В той светло-синей комнате живет,
Гостей из города за полночь ждет
И образок эмалевый целует.
И в доме не совсем благополучно:
Огонь зажгут, а все-таки темно...
Не оттого ль хозяйке новой скучно,
Не оттого ль хозяин пьет вино
И слышит, как за тонкою стеною
Пришедший гость беседует со мною?
1917
***
My shadow remained and it pines there, listless,
In that light and blue room, it has settled down,
Past midnight it waits for the guests from the town
And the enameled icon, every night, it kisses.
And in this house, not everything is pleasant:
They’ll light a fire, but darkness still persists…
The new housewife is wearied at the present,
The man drinks wine, perhaps, because of this,
As he can hear how, right behind the wall,
The guest and I are speaking in the hall?
1917
***
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.
Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина...
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор все как будто больна.
1917
***
The twenty first. Monday. Night.
The outline of the capital in mist.
It had to be some idler who contrived
The happy fantasy that love exists.
And from laziness or acclimation,
All had believed him, went along:
Awaiting dates, and dreading separations,
And venerating love in song.
But the secret’s revealed universally
To the others and silence’s upheld…
I had stumbled on it inadvertently
And since then I’ve been rather unwell.
1917
***
Небо мелкий дождик сеет
На зацветшую сирень.
За окном крылами веет
Белый, белый Духов День.
Нынче другу возвратиться
Из-за моря - крайний срок.
Все мне дальний берег снится,
Камни, башни и песок.
Вот на крайнюю из этих башен
Я взойду, встречая свет...
Да в стране болот и пашен
И в помине башен нет.
Только сяду на пороге,
Там еще густая тень.
Помоги моей тревоге,
Белый, белый Духов День!
1916
***
The heavens sow a light rain
On the blooming lilac shrub.
While outside the white Whit Monday
Beats its wings, ascending up.
And today’s – a closing date,
My dear friend returns from sea.
Shores and towers, as of late,
In my dreams appear to me.
Climbing up the final tower,
I ascend to greet the light…
But only swamps and fields abound,
There’s no tower here in sight.
On the threshold, I’ll sit lightly,
There the shadows are still dense.
Come and aid me, white Whit Monday,
Ease this worry and suspense!
1916
***
Я знаю, ты моя награда
За годы боли и труда,
За то, что я земным отрадам
Не предавалась никогда,
За то, что я не говорила
Возлюбленному: "Ты любим".
За то, что всем я все простила,
Ты будешь Ангелом моим.
1916
***
I know that you are my reward
For years of struggle, sweat and pain,
For not accepting any sort
Of earthly pleasures under strain,
For never uttering the words
To my beloved: “You are loved,”
For me forgiving all to all, -
You’ll be my Angel from above.
1916
***
Не тайны и не печали,
Не мудрой воли судьбы -
Эти встречи всегда оставляли
Впечатление борьбы.
Я, с утра угадав минуту,
Когда ты ко мне войдешь,
Ощущала в руках согнутых
Слабо колющую дрожь.
И сухими пальцами мяла
Пеструю скатерть стола...
Я тогда уже понимала,
Как эта земля мала.
1915
***
These meeting didn’t leave
Any deep understanding of life,
No secrets and no grief –
Just a sense of struggle and strife.
Since morning my arms had trembled
With restless uncertainty, -
I had guessed the minute you’d enter
This evening to visit me.
I wrung the cloth in my fingers
At the table, sitting so close…
Even then I had started to figure
Just how small this earth truly was.
1915
Милому
Голубя ко мне не присылай,
Писем беспокойных не пиши,
Ветром мартовским в лицо не вей.
Я вошла вчера в зеленый рай,
Где покой для тела и души
Под шатром тенистых тополей.
И отсюда вижу городок,
Будки и казармы у дворца,
На
до льдом китайский желтый мост.
Третий час меня ты ждешь - продрог,
А уйти не можешь от крыльца
И дивишься, сколько новых звезд.
Серой белкой прыгну на ольху,
Ласточкой пугливой пробегу,
Лебедью тебя я стану звать,
Чтоб не страшно было жениху
В голубом кружащемся снегу
Мертвую невесту поджидать.
1915
To the beloved
Do not send a loving dove my way,
Restless letters do not write to me,
With the March wind, don’t disturb my peace.
I have entered a green heaven yesterday,
Where the body and the soul find serenity
Underneath the tent of the poplar trees.
And from here I see a town shimmering,
Sentries and barracks by the palace there,
With a yellow Chinese bridge up above the ice.
For three hours you awaited me, shivering,
Wouldn’t let yourself wander down the stairs,
Only marveling at the starry skies.
As a gray squirrel I’ll ascend the alder tree.
As a frightened swallow I will scurry past,
As a swan I’ll call all throughout the day,
White Flock: Poetry of Anna Akhmatova Page 8